О братяьх наших, пернатых

Его величество Ыть проснулся очень рано. Говоря языком простолюдинов - "до зари не срамши".
Причиной столь раннего пробуждения короля послужила не какое-нибудь событие мирового масштаба, не обильное возлияние вечером, а пичуга обыкновенная, породы, увы, неустановленной, обладательницей весьма пронзительного голоса.
Пичуга сия облюбовала раскидистое дерево близ королевских покоев и, едва солнце позолотило листву, принялась сообщать всему миру о своём существовании звонким пением.
-Пти-и-и-чки! Пти-и-и-чки! Пти-и-и-ички! - свистела пичуга.
-Да чтоб ты лопнула! - воскликнул Ыть и зарылся головой в подушку.
Через минуту венценосная голова вынырнула обратно, на свет божий. Под подушкой было душно, а радостное пение птички едва приглушалось.
Конечно, можно было вызвать прислугу или закрыть окно собственноручно, но тогда терялась вся прелесть раннего летнего утра, с его прохладным ветерком, залетающим в спальню и нежно овевающем королевское тело. А еще аромат цветов и листвы столь приятный в утренние часы. Короче говоря закрывать окно не хотелось совершенно.
Король помаялся еще немного, ворочаясь с боку на бок, проклиная голосистых птичек, потом утихомирился, вовремя решив, что на всех птичек никакого здоровья не хватит и начал засыпать. Тем временем птичке надоело вещать миру о таком важном событии, как восход солнце и она улетела ловить мошкару на завтрак.
Ыть пробормотал что-то неразборчиво и наконец-то уснул.

Почти в это же время, а может быть чуть раньше, от пронзительных воплей пичуги, проснулся Амур.
Бог любви разлепил сонные глаза, щурясь от солнечных лучей, и потянулся за луком, который всегда был где-то рядом.
-Сейчас я тебя прищучу! Ты у меня попоешь!
Издаваемый им шум разбудил Немезиду. Не открывая глаз, она погладила Амура, успокаивая любимого:
-Оставь, Мурчик, это же птички.